местный свет подбит
туманами изнутри.
в местном говоре
гогочет гусыня-мать.
хоть и морщишься,
не без ласки берёшь дары
от чужой земли,
где не за что воевать.
кто там к Трое плыл,
кто табун островов пригнал
на крови пастись,
кто у друга украл доспех,
кто на меч упал,
кто любимую дочь заклал —
вспоминаешь разом
и вдруг понимаешь всех.
наразрыв почти
до судорог в животе
понимаешь всех
и оплакиваешь без слёз —
а ещё того,
кто Ахилла как брата чтил,
славил пустоши
и своим называл норд-ост.
за большой рекой
о нём тополя шумят,
горы Шварцвальда
текут за грядой гряда:
мол, несчастный Фриц!
хорошо, что хотя бы та,
для кого он пел,
не успела его предать.
если б мне в лицо
годами не дул норд-вест,
лучший ветер мой, —
я бы был на него похож.
впрочем, что с того.
лучше всем говорить, что здесь
пахнет сидр дождём —
или сидром дождь.
и молчать о том —
такова на дворе пора —
почему герой,
выбирая одно из двух,
выбирает бронзу.
так ты ко мне щедра,
мать-гусыня Галлия,
дымчато-серый пух.