Каких образов и каких ещё идолов надо
на капищах сердца,
пока подвизаются рядом
вечерний пустырь в оперённом уборе вождя,
Иван-великан
в полтора моих роста, да Марья
-кудесница: оба
над зябкой осиновой гарью
стоят отрешённо, глаза к облакам отведя.
Я только учусь вековые ветвистые книги
читать по складам, но уже узнаю:
что в небе звезда —
то у нас бубенец повилики,
что здесь василёк —
то медвяная чаша в раю,
где стол деревянный, накрытый для братского пира,
и клёкот орлов, и грунтовое светлое пиво,
и ясень, привитый к вонзённому в землю копью.
Что мир запредельный, на три и на девять умножив
свою бесконечность, в разбавленном влагой дыму
цветёт и цветёт
у своих же туманных подножий,
не схожий ни с чем — но подобный себе самому.