Реверс
Ночью воздух такой,
словно тихо взмывают над безднами
вереницы теней, и прерывистый сон городской
осыпают травой
свежесрезанной
с межпланетных лугов, и песком с берегов полнолуния.
Наклонилась весна и в костёр незабудковый дунула:
вспоминай, говорит,
было время, когда ничего человек не придумывал,
только плакал навзрыд,
торопясь повторить
то, что ветер проносит над чащами,
что кричит коростель, без чего придорожный сорняк
высыхает и чахнет.
Потом возжелал высочайшего
человек —
и иссяк.
Аверс
Днём такой горизонт,
словно смешана с пылью асбестовой
олимпийская синь, и сквозь будничный сладкий трезвон
возвращается взор
в безызвестное,
в обновляющий зной, беспричинной слезой отуманенный.
Ты бы встал, — говорит он, — и свет перебросил шафрановым
через руку плащом,
и к народам пошёл, чтобы им проповедовать заново,
как ни разу ещё,
то, чем пахнет полынь,
что ветвями шиповника вышито
у зари на платке, для чего сизоватый налёт
на листве оседает.
Как будто, коснувшись предвышнего,
человек
оживёт.