Мы только знак, бессмысленный,
Безбольны мы, и речь почти
Утратили на чужбине.
Покуда истинно над людьми
На небе битва идёт, и луны
Грядут могучие, зыбь морей
Речёт слова, и потокам нужно
Дорогу себе искать. Несомненно сущ
Один лишь. В единый день
Сие изменить он волен. Ему едва ли
Закон потребен. И лист гудит, и над ледниками дуб
Колеблется. Зане и богам небесным
Не всё подвластно. Воистину, прежде смертные
Достигнут бездны. Оттого-то за ними вслед
Спешит и Эхо. Длительны
Времена, но истинное —
Свершится.
А что с любовью нашей? Солнца свет
Мы видим, на почву павший, и прах сухой,
Тенистых лесов глубины, и расцветает
На кровлях дым, по соседству с древними
Венцами башен, мирно; и жаворонки звенят,
Истаивая в вышине, и в сиянии дня пасутся
Небесных овец стада, уводимы вдаль.
И снег, словно майский цвет,
Указуя, где благородство духа
Сокрыто, блещет
С зеленью луговою
Альпийской поровну: там, где брёл,
Разговор ведя о кресте, на пути однажды
Воздвигнутом для
Умершего, некий путник
По крутой тропе, и другой
С ним вместе; но что сие?
Под смоковницей мой
Ахиллес у меня погиб,
И Аякс полёг
Подле гротов у моря,
У потоков, подле Скамандра.
Мощный духом под рёвом ветра, как
На Саламине отчем взято
В славный обычай, пал
Аякс на чужбине,
Патрокл же — в доспехе царском. И много их
Полегло ещё. От своей руки —
Много горьких, неистовых духом, но божеством
Принуждённых в конце концов, а другие — стоя
Во поле, наперекор судьбе. Ибо тот небесных
Богов прогневит, кто, душу спасая, не
Обуздает себя: но должен; и скорбь о нём
Столь же неправедна.