на бочок луна —
за реками за туманами —
там где не было —
выгибающаяся ввысь —
кем я был тогда —
и кем я родился заново —
кем я был без той которая —
это жизнь —
без вины перед всеми смертными виноватая —
за морщинами рассыхающейся коры —
на бочок луна —
с уключинами рогатыми —
выплывающие из обморока миры —
Мутно-серая,
до шершавости задубелая,
пряди спутанные с ветвями переплетя,
хмарь осенняя
с пересвеченными разбелами
разливается по околицам бытия,
где домишки стоят увечные,
зябнут саженцы,
где нахлёстами рубероид и пенопласт,
и родная речь моя
всё упорствует, кочевряжится —
и смолчать не даст, и высказаться не даст.
Из невнятности сотворённая и неясности,
то насупится, то подмаргивает, дразнясь,
а вокруг земля раскатывает ноябрьскую
чуть подмёрзшую, чуть потрескавшуюся грязь,
и такими переливается высотищами
нищета её, с доверчивостью такой,
что слезится взгляд, по-юношески похищенный
и восхи́щенный приоткрывшейся наготой.
На бочок луна
за кустарниками, за изгородью;
застывает пар узорами первой изморози,
рассыпает наземь платину и берилл.
Без воздушных троп с клубящимися ухабами
и глубинных вод,
вымывающих из могил
первобытные мёд и заболонь —
кем я был?
На бочок луна за соснами,
светлорогая.
Пряжу дымчатую со строганых мотовил
растянул туман над слякотными дорогами.
Кем я был без той,
которую полюбил?
Это та, что серебро-чёрными перегонами
простирается, — брови пасмурные вразлёт, —
перекрытиями придавленная бетонными,
хрипло дышит и неразборчивое поёт,
пахнет ветром — но с послевкусием металлическим,
едким пламенем разгорается без огня;
это родина непосильная, безграничная,
берегущая и терзающая меня,
переброшенная шатающимися сходнями
к самым недрам —
и выгибающаяся ввысь,
звёзды прячущая под рубищами исподними,
всемогущая и беспомощная, как жизнь,
без вины перед всеми смертными виноватая,
что рождает их из раззявленной глубины,
поднимая к свету бубны свои рогатые
и обтянутые сыромятью челны,
вечно дремлющая за реками, за туманами,
за морщинами рассыхающейся коры,
ежевичинами глотающая — и заново
от сияния зачинающая миры,
вечно ждущая за кустарниками за изгородью
пряжа дымчатая со строганых мотовил
нищета её с узорами первой изморози
первобытные мёд и заболонь из могил
хмарь осенняя с пересвеченными разбелами
чуть подмёрзшая чуть оплавившаяся пыль
говорящая мне кто есть я
и там где не было
ни пространства ни даже времени
кем я был