mǫrg es þjóð of þéuð


1

Так темно бывает в этих землях.
Мозгло. Под крылом имперских гарпий,
между антрацитовых высоток
с красными раскосыми огнями,
в стыни, из которой неусыпно
смотрят вертухай и соглядатай;
и такие рыщут вурдалаки
по вчерашним рощам заповедным,
что одна надежда остаётся —
сделаться тумана незаметней.

где ты, Эйвинд
с бьющейся у ног метелью летней
с ясеневой бурей у висков
где ты, Харальд
с огненными в перстнях янтарями
шёлком в сундуках и аксамитом
где ты, Сигхват
с синью ненасытной
матерью драконов и волков

Так мертво бывает в этой речи,
что живое кажется напрасным
и благословенное — увечным:
обречённым мыкаться впустую
на расчеловеченных пространствах,
посреди бараков и лабазов,
на задворках тюрем или рынков,
где по вечерам нечистый ветер
выцветшие треплет транспаранты,
по лепрозным рытвинам таскает
полуперетлевшие обрывки.

где ты, Александр
c алмазным ритмом
на чернильном зыбком постаменте
с высеченной в воздухе строкой
где ты, Иннокентий
с Эврипидом
пьющим облепиховую осень
где ты, Осип
с призрачным гранитом
с чёрно-жёлтой хмарью над рекой

Так бывает горько, что проходит
судорога ярости по скулам.
Горько от пустырика за домом,
от протоки с мостиком сутулым,
горько от лавчонки у подъезда,
от кислинки яблок запоздалых;
горько от того, что в этом месте
нежности у смертных не осталось
к смертности, которая родит их,
их ушибы смазывает йодом,
пахнет хризантемами и тиной,
почвой и дождливым небосводом.

где ты, Вяйнямёйнен
с тёмным мёдом
с каплями живицы на рубахе
с шёпотом подводным и лесным
где ты, Ахти
с морем неспокойным
страстным как невеста на перине
где ты, Ильмаринен
с громобойным
молотом рябиновым своим

Так темно на родине, что ходишь
ощупью, пути не узнавая,
лишь тому и радуясь, что морось
лоб разгорячённый холодит;
месишь подмерзающую слякоть,
сам себя отчаяньем изводишь,
древних и недавних призываешь:

я же не остался здесь один?

2

Ощупью, пути не узнавая,
я пришёл домой к себе. — А дома
тьма стоит такая, что округа
кажется планетой незнакомой.

Где-то под чахоточной берёзкой,
за футбольным полем, за ларьками,
в самом сердце штиля — или бури —
собрались норманн в медвежьей шкуре,
новгородец в клёпаном шеломе
и саам с оленьими рогами
рассказать, о чём я должен вспомнить. —

А вокруг такие мрак и хаос,
что идёшь, пути не узнавая.

Я бы сам сказал им:
помню
помню
помню нерест рыбы краснопёрой
змеев мимо отмели скользящих
брагу у громов на подбородках
бубен в затуманившейся чаще
помню у костра перед рассветом
я топтал тяжёлыми унтами
пепел
и к рукам моим воздетым
волчий мех и лыко прирастали

помню это
помню и другое
мирные фанерные посёлки
пятна солидола на штанинах
молоко из пачки-треуголки
помню детство в зарослях репейных
юность в тополином коридоре
и любовь мелькавшую сквозь ветви
плотскую как слизистое море
и бесплотную
одновременно
как его серебряная пена

помню это
помню и другое
как запахло падалью и кровью
ото всех предметов и построек
как под блеском шамкала разруха
как дельцы с бесцветными глазами
землю разукрасили как шлюху
и потом как ведьму истязали
как из пыли смёрзшейся и тощей
щерилось чудовище слепое
делая бессмысленным всё то что
сделало меня самим собою

так что из походов чужестранных
от чудес полуденного края
я пришёл домой к себе незванным
ощупью
пути не узнавая.

3

Так темно на родине — но всё же:
мне ли оттолкнуть её за это?
Не начать же дрыгаться на общей
пляске мертвецов и трупоедов.
Не назвать же подвигом уродство,
упиваясь хроникой распада.
Не скормить же чавкающим монстрам
сумрак облетающего сада. —

Правда: не один же я остался?
Не один же буду терпеливо
поднимать обломки старой Сампо
из купели Финского залива,
подновлять разладившийся спиннинг,
вырезать мальков из поролона
и сигналить сигаретным дымом
гончим Ориона.

Правда: не один же я остался?
Братья приезжают на закате,
трассы с КПП и блокпостами
миновав по просекам и гатям.
Братья незамеченными входят
в девятиэтажные районы.
Им навстречу веточки черёмух
тянутся, как жёны.

Братья разливают по стаканам
мёд, пропахший звёздами и топью.
Учат, как затачивать о камень
тоненькие копья.

Знать бы что за горькую былину
я нащупал в темени бездонной
что за свет преемничества хлынул
из земли смурной и осквернённой

что за свет серебряный и чёрный
просиял капелью небывалой
на бровях задумчивого Ньёрда
на губах у Ильматар усталой

что прядут в панельном закоулке
из белёсой мглы заиндевелой
три простоволосые бабульки
или три заплаканные девы

что не слышит окриков истошных
и даёт мне право штормовое
до конца отстаивать всё то что
сделало меня самим собою. —

Братья мчатся тропами лесными,
словно вольных оборотней стая,
к родине, — и я иду за ними,
хоть бы и пути не узнавая.

Categories: Uncategorized